Предыдущий фрагмент

0-1. Что делать в тех случаях, когда инородный признак не находится в контексте? Ведь дело здесь не столько в «объективном» отсутствии инородного (природа инородного принципиально субъективна), сколько в постоянной – инерционной – включенности субъекта в стратегию опознания, в которой просто нет места инородному. 

0-2. Мы не можем менять объективный смысловой контекст, контекст реальной действительности (если не считать отдельные прагматические ситуации, например, рекламное придуманное содержание или так называемые «специальные события» в практике PR) только для того, чтобы переориентировать внимание в «старой» системе, «старом» фрейме. Однако

можно воздействовать не столько на сам контекст, сколько на наше собственное субъективное смысловое восприятие данного контекста.

0-3. Для вскрытия в исходном контексте инородного признака и, далее, дополнительного «перпендикулярного» контекста, автор не может ограничиваться исключительно настройкой своего внимания. Автор должен предельно изобретательно перестраивать, «перетряхивать»  свое субъективное видение системы контекстных смыслов.

Исследователи так определяю ситуацию такого рода:  «Источниками информации являются естественные изменения в ситуации в силу ее динамичности; или же изменения, вносимые проблемными действиями (вопросами). Другой путь поиска связан со сменой контекстов рассмотрения, сменой «предположений», которые позволяют извлекать новые «имплициты» [Корнилов Ю.К. Психология практического мышления. Ярославль, 2000. С.168.].

0-4. Чтобы перестраивать, нужно вначале что-нибудь построить. На практике необходимость в изменении субъективного взгляда на контекст возникает у автора на завершающей стадии работы над содержанием, когда его что-то не устраивает, когда появляется ощущение «что-то не так». 

Работу сознания по перестройке субъективного видения контекстов содержания мы проиллюстрируем текстами книги Дэна Брауна «Код да Вичи».

Д.Браун – опытный журналист, регулярно публикуется в журналах «Newsweek», «TIME», «Forbes», «People», GQ, «Th New Yorker», выступает в различных популярных радио- и телепрограммах. Описывая приемы переосмысления конкретного, известного всем евангельского контекста, мы, безусловно, не приписываем нашу интерпретацию автору – Д.Брауну – в его реальной работе над содержанием. Мы просто используем готовое содержание для решения собственных задач. Нас интересует исключительно суть того или иного приема, который можно проиллюстрировать содержанием текста Д.Брауна. Тем более мы не ставим себе цель в верификации исходных интерпретаций используемого автора.

I. Оформление контекста

1. Автор создает новые границы ситуации. Автор должен быть свободен от инерции действующих в социуме установок, удерживающих границы того или иного контекста. Любое явление потенциально может быть связано с любым другим, но на практике субъект не видит этих связей, ведь объем информации, включаемый сознанием в переработку, ограничен. Помимо естественных причин – операционных возможностей человеческого мозга – субъект «по умолчанию» использует стратегию опознания – как менее затратную в энергетическом плане. Как мы писали о феномене внимания, стимулы опознаются в соответствии с действующими моделями, что означает идущее на смену афферентному синтезу «эфферентное торможение». Для того чтобы «раздвинуть» рамки привычных для сознания действующих моделей, в учебной методике необходимо выработать правила предъявления стимулов – элементов контекста – обучаемым. Подробнее на этом мы остановимся ниже, при описании приема, связанного с «периферическим зрением» автора (прием 17).

Любая тренировка сознания по включению опознаваемых моделей и их элементов в границы контекста должна учитывать два момента: 1) новый объект (элемент) должен вводиться неожиданно, 2) сканирование поля на предмет «нового» элемента субъект должен вести постоянно.

«У ученика должно быть развито умение… вычленять и абстрагировать данный элемент… ситуации (для которого в памяти… имеется соответствующий целостный образ) от других примыкающих к нему элементов, имеющих тенденцию интегрироваться с ним в одно недифференцированное образование»[4].

В рассматриваемом в качестве примера контексте автор расширяет границы мифологической евангельской истории элементами истории мировой культуры (произведения Леонардо да Винчи и «великих магистров»), истории средних веков (тамплиеры, крестовые походы, история католицизма и т.д.), иных учений и практик (буддизм, язычество, сектантские ритуалы и т.д.) и даже элементами деятельности мультипликатора Уолта Диснея.

«Большинство тайных посланий Диснея были тесно связаны с религией, языческими мифами и историями сверженной богини. Далеко не случайно он экранизировал такие популярные сказки, как «Золушка», «Спящая красавица» и «Белоснежка», – все они повествовали об угнетении священного женского начала. Не нужно быть ученым, сведущим в символике, чтобы догадаться: Белоснежка – это  принцесса, впавшая в немилость после того, как посмела откусить от отравленного яблока. Здесь просматривается прямая аллюзия с грехопадением Евы в садах Эдема. Или же принцесса Аврора из «Спящей красавицы». Тайное ее имя – Роза, и Дисней прячет красавицу в дремучем лесу, чтобы защитить от злой ведьмы. Чем вам не история Грааля, только для детей?" [5]

2. Автор разбивает гештальт контекста на элементы. Сознание автора должно быть высокоскоростным, способным обрабатывать большое количество «бит» информации. Несмотря на инерцию целостного восприятия контекста или ситуации, необходимо уметь видеть, раскладывать на отдельные элементы, создавая возможность маневрировать ими.

Церковь, Христос, ученики, Мария Магдалина, отдельные священные символы и т.д. Появляется независимая тема женского начала в паре с мужским. Возникает возможность достраивать фрейм новыми слотами: роль женщины, семьи, потомства и т. д. (отдельные элементы содержания романа будут представлены ниже).

3. Автор отбрасывает условие реальности контекста. Условно он изменяет для себя требования к верификации содержания. Автор как бы отменяет комплекс задач по верификации, чтобы свободно реализовывать комплекс задач по поиску элементов содержания. Реальность начинает связывать его в меньшей степени. Отметим, что этап верификации, проверки окончательной истинности частей целого, обычно завершает работу над текстом, поэтому в начале у автора гораздо больше возможностей оторваться от исходного контекста. К тому же существует еще один принципиальный момент, который нередко задействуется именно в публицистике. Если перед автором стоит цель пробудить общественное мнение – он прибегает к широкой ротации круга вопросов, вызывает  реакцию за счет сравнения в любых альтернативных описаниях действительности. И главное, автор, а за ним и читатель, может находить личностный смысл именно в этой альтернативности.

Том Хэнкс, который в экранизации романа играет роль профессора-криптолога Роберта Лэнгдона, говорит: «Я рассматриваю это (содержание – А.Ш.) как прекрасную возможность обсудить и прояснить место человека во Вселенной и в космосе. Этот фильм может способствовать лучшему осознанию человеком самого себя. Это не документальный фильм. Речь не идет о фактах».

II. Изменение типа фрейма

4. Автор меняет кодировку – пытается увидеть контекст в моделях разного типа. Характер моделирования, вариативность в подборе моделей в тексте зависит от целевой установки текста (ЦУТ). Однако в стратегии осознания ЦУТ не играет решающей роли – автор целевым образом сфокусирован на открытии ИП контекста. Ничто не мешает ему открыть такой ИП, который позже станет точкой пересечения социальной ситуации и мифа, построенного, в свою очередь, в системе художественных значений. На возможность «художественного» взгляда на действительность указывают, например, Вал. А. Луков и Вл. А. Луков: «Мир входит в сознание человека в определенной последовательности, которую определяет уже сложившаяся структура тезауруса (его «топика»), как некий фильтр, отбирающая, оценивающая и преобразующая (перекодирующая, переводящая на понятный «язык») многообразные сигналы извне. <…> Со всеми кругами (тезауруса) связано художественное восприятие действительности, наиболее проявленное в искусстве»[6].

Канонический религиозный фрейм деяний Христа – как богочеловека – был подменен автором житейской моделью социальной ситуации. В результате фрейм стал заполняться бытовыми деталями: у Христа должна была быть жена, семья, потомство и т.д.

«Церковники старались убедить мир в том, что простой смертный, проповедник Иисус Христос, являлся на самом деле божественным  по природе своей существом. Потому и не вошли в Библию Евангелия с описанием жизни Христа как земного  человека. Но тут редакторы Библии оплошали, одна из таких земных тем до сих пор встречается в Евангелиях. Тема Марии Магдалины. – Он сделал паузу. – А именно: ее брак с Иисусом». [7]

Вообще, стоит заметить, что подмена «евангельского» религиозного фрейма «человеческим» или даже житейским не раз использовалась авторами художественной литературы для создания новых элементов содержания: «Иуда Искариот» Л.Андреева; «Мастер и Маргарита» М.Булгакова и многими другими.

III. Изменение отношений и связей между смыслами внутри фрейма

5. Автор внедряет в систему контекста новые факты. Авторская интерпретация названия картины Леонардо да Винчи «Мона Лиза» вписывается – через элемент вечной женственности – в евангельский контекст.

«– Вы когда‑нибудь слышали о египетском боге по имени Амон? <…>

Амона действительно изображали в виде мужчины с головой барана. Известна неразборчивость в связях этого животного, ну а изогнутые рога лишь призваны подчеркнуть напор и сокрушительную сексуальную силу. У нас таких мужчин называют на сленге «боец».

– Правда, что ли?

– Правда, – ответил Лэнгдон. – А известно ли вам, кем была партнерша Амона? Египетская богиня плодородия. Как ее звали?

Аудитория молчала.

– Изис, или Исида, – сказал Лэнгдон и взял кусок мела. – Итак, у нас имеется бог‑мужчина, Амон. – Он написал на доске ото слово. – И богиня‑женщина, Изис. В древности ее имя египтяне отражали пиктограммой, которую можно прочесть как Л' ИЗА.

Лэнгдон дописал и отступил на шаг от доски.

АМОН Л' ИЗА

– Так что, как видите, джентльмены, не только лицо Моны Лизы представляет собой загадку. Само ее имя является анаграммой божественного слияния двух начал, мужского и женского. Это и есть маленький секрет да Винчи, именно поэтому Мона Лиза так загадочно улыбается нам» [8].

6. Автор актуализирует отдельные участки контекста, развивая их в подсистему смыслов контекста. Выборочно актуализируются социальные реалии, объединенные темой угнетения женщин, их подчиненного социального положения в современном мире.

«Пропаганда и кровопролитие дали свои плоды. Сегодняшний мир — живое тому доказательство. Женщинам, считавшимся прежде воплощением священного духовного начала, запрещено занимать высокие должности. На свете не существует женщин‑раввинов, католических священников, исламских муфтиев. Считавшийся некогда священным акт естественного сексуального слияния мужчины и женщины, через который оба они соединяются не только телом, но и духом, ныне признан постыдным. Мужчины в сутанах и рясах боятся даже собственных вполне естественных сексуальных порывов, считают их происками самого дьявола, который совращает их через свою верную пособницу… женщину».

7. Автор внедряет новые связи и отношения элементов контекста, другими словами, находит новые связи смыслов. Традиционному элементу евангельского контекста – Граалю (Священной Чаше) – находят новое символическое значение (отношение к вечной женственности).

«– Грааль, – подхватил Лэнгдон, – есть символ потерянной богини. С появлением христианства старые языческие религии не умерли. И легенды о поисках рыцарями чаши Грааля на самом деле представляли собой истории о запрещенных поисках утраченного священного женского начала, Рыцари, якобы занятые поисками «сосуда», закодировали истинный смысл своих стараний, чтобы защититься от Церкви, которая низвергла образ женщины, запретила богиню, сжигала на кострах неверных, запрещала даже упоминание о священном женском начале».

8. Автор актуализирует новые для контекста элементы. В тесной связи с основным – евангельским – контекстом существует подконтекст исторических и художественных интерпретаций и свидетельств евангельской истории.

«– История Грааля как бы везде и в то же время являет собой тайну. Когда Церковь, причислив Марию Магдалину к отверженным, хотела запретить все разговоры о ней, ее история стала передаваться по скрытым каналам, в основном в форме метафор и символов.

– Да, конечно, это я понимаю. Через искусство. Лэнгдон указал на «Тайную вечерю»:

– Вот превосходный пример. Да и многие современные произведения изобразительного искусства, литература, музыка говорят о том же. Об истории Марии Магдалины и Христа. И Лэнгдон рассказал ей о работах да Винчи, Боттичелли, Пуссена, Бернини, Моцарта и Виктора Гюго, где в завуалированной форме делалась попытка восстановить запрещенный церковниками образ священного женского начала. Сказки и легенды о Зеленом рыцаре, короле Артуре, даже о Спящей красавице были аллегориями Грааля. «Собор Парижской Богоматери» Виктора Гюго, «Волшебная флейта» Моцарта изобилуют масонскими символами и аллюзиями с историей Грааля».

9. Автор актуализирует новые мотивы действий актантов (персонажей) контекста. Церковь – женщина. Отношения между ними наделяются автором новым смыслом. Создается особая мотивация Церкви как актанта: женщина – враг Церкви на системном уровне.

«Грааль есть не что иное, как древний символ женственности, он символизирует священное женское начало и богиню. Но со временем, как вы понимаете, значение это было утрачено, и тут уж на славу постаралась Церковь. Власть женщины, ее способность дарить жизнь, некогда считалась священной. Но она представляла угрозу подъему и возвышению новой Церкви, где всегда доминировал мужской образ, главенствовало мужское начало. И вот церковники стали демонизировать священное женское начало, называть женщин нечистыми. Именно человек,  а никакой не Бог придумал концепцию первородного греха. Ева вкусила от яблока и вызвала тем самым падение рода человеческого. Женщина, некогда священная дарительница жизни, превратилась во врага».

10. Автор переносит внимание на «вторые номера». Фрейм строится с учетом изменившихся функций отдельных признаков. Вместо Иоанна на фреске Леонардо да Винчи автор «презентует» Марию Магдалину.

«– Как выясняется, чаша Грааля действительно присутствует на «Тайной вечере». Леонардо все же изобразил ее и…

– Погодите, – перебила его Софи, – вы сами только что говорили, что Грааль – женщина. А на «Тайной вечере» изображены тринадцать мужчин.

– Разве? – Тибинг снова хитро прищурился. – А вы присмотритесь‑ка повнимательнее.

Софи подошла поближе к картине и стала изучать тринадцать фигур: Иисус Христос в центре, шестеро учеников по левую Его руку, шестеро — по правую.

– Но все они мужчины, – повторила она.

– Неужели? – насмешливо воскликнул Тибинг. – А как насчет того, кто сидит на самом почетном месте, по правую руку от Господа?

Софи так и впилась глазами в фигуру, изображенную по правую руку от Христа. Она смотрела на лицо и торс этой фигуры, и вдруг… Нет, этого просто быть не может! Но глаза ее не обманывали. Длинные и волнистые рыжие волосы, маленькие, изящно сложенные ручки, даже некий намек на грудь. То, вне всякого сомнения… была женщина!

– Да это женщина! – воскликнула Софи. Тибинг весело рассмеялся:

– Вот уж сюрприз так сюрприз, верно? И поверьте мне, зрение вас не подвело. Уж кто‑кто, а Леонардо славился умением изображать разницу между полами.

Софи не отводила глаз от сидевшей рядом с Иисусом женщины. Но на Тайной вечере собрались тринадцать мужчин. Кто же тогда эта женщина? До  этого Софи много раз видела прославленное произведение Леонардо, но ни разу не замечала этих столь характерных черт.

– А никто не замечает, – словно прочитал ее мысли Тибинг. – Сказывается воздействие подсознания, укоренившихся в нем образов. И оно столь сильно, что не позволяет видеть несоответствий, обманывает наше зрение.

– И явление это называется скотома, – вставил Лэнгдон. – Зачастую мозг именно так реагирует на укоренившиеся символы. <…>

Софи подошла еще ближе. Женщина, сидевшая по правую руку от Иисуса, была молода и выглядела благочестиво. Личико застенчивое, скромно сложенные ручки, волны вьющихся рыжих волос. И одна эта женщина способна пошатнуть церковные устои?

– Кто она? – спросила Софи.

– Она, моя дорогая, – ответил Тибинг, – не кто иная, как Мария Магдалина».

11. Автор обращает внимание на «выпирающую», лишнюю деталь контекста. В исходном фрейме «лишний» признак определяется ощущением: конфликтного, странного, чересчур интенсивного по какому-либо качеству, парадоксального, неадекватного и т.д.

Можно провести аналогию с понятием «эпитет». Совпадая в синтаксической структуре предложения с «определением», понятие «эпитет», тем не менее, имеет еще один содержательный план. По мнению Б.В. Томашевского, эпитет, в отличие от логического определения, не уменьшает объем понятия и не расширяет его содержания, а оставляет его неизменным. «Задача логического определения, – пишет он в своей работе «Стилистика и стихосложение», – индивидуализировать понятие или предмет, отличить его от подобных же понятий. <…> Эпитет – это такое определение, которое этой функции не имеет. <…> Эпитет ничего не прибавляет к содержанию, он как бы перегруппировывает признаки, выдвигая в ясное поле сознания тот признак, который мог бы там и не присутствовать» [9].

11.1. Масса. Обнаружение непонятной «массы» объекта: роль церкви, зачем она вообще нужна как организация?

«Подтверждение божественной сущности Иисуса стало определяющим моментом в дальнейшем развитии Римской империи, и именно на этой основе зиждилась затем власть Ватикана. Официально провозгласив Иисуса Сыном Божьим, Константин тем самым превратил Его в божество, существующее как бы вне мира людей, чья власть над ними вечна и незыблема. Это не только предотвращало дальнейшие выпады язычников против христианства, но и позволяло последователям Христа искать спасение души лишь через один‑единственный официально утвержденный канал – Римскую католическую церковь».

11.2. Потенциал. Обнаружение скрытого потенциала объекта. В своем произведении – типичном fiction относительно невысокого интеллектуального и художественного уровня – Д.Браун использует потенциал леонардовской Джоконды, которую он привлекает как сильный, обладающий огромным запасом подлинного инородного, художественный брэнд.

«Лэнгдону было известно, что статус «Моны Лизы» как самой величайшей картины в мире не имеет ничего общего с загадочной улыбкой изображенной на ней женщины.

Не связан он был и с таинственными интерпретациями, приписываемыми ей искусствоведами разных времен. Все очень просто: «Мона Лиза» стала знаменита потому, что являлась наивысшим достижением Леонардо да Винчи как живописца. Путешествуя, он всегда возил картину с собой. А когда его спрашивали почему, отвечал, что ему трудно расстаться с этим самым возвышенным изображением женской красоты, принадлежавшим его кисти.

И все равно многие искусствоведы подозревали, что такая привязанность Леонардо да Винчи объясняется чем‑то иным, нежели просто художественным совершенством. В действительности полотно являлось довольно стандартным портретом, исполненным в технике сфумато. И привязанность Леонардо к этому своему творению, как утверждали многие, имела куда более глубокие корни: в слоях краски крылось тайное послание. «Мона Лиза», по мнению ряда искусствоведов, являлась скрытой шуткой художника. Игривые аллюзии, которые вызывало это полотно, описаны во многих книгах по искусству, и тем не менее подавляющее большинство людей были склонны считать главной загадкой улыбку Джоконды».

11.3. Кинетическая энергия. Обнаружение неестественной кинетической энергии объекта. Причина многовековой охоты на ведьм определена как стремление Церкви уничтожить конкурентную «женскую» силу.

«Католическая инквизиция опубликовала книгу, которую без преувеличения можно назвать самой кровавой в истории человечества. Называлась она «Malleus Maleficarum», или в переводе с латинского «Молот ведьм». Книга предупреждала мир об «опасности свободомыслия среди женщин», а также инструктировала священников, как находить, пытать и уничтожать ведьм. К числу «ведьм» Христианская церковь того времени относила всех женщин‑ученых, женщин‑священников, цыганок, любительниц мистики и природы, собирательниц трав, вообще любую женщину, «выказывающую подозрительное пристрастие к миру Природы». Повитух тоже убивали — за их еретическую практику использовать различные снадобья для облегчения болей у рожениц. По утверждениям Церкви, эти страдания даны им свыше как наказание Господне за первородный грех Евы, посмевшей вкусить от Древа познания. За три века охоты за ведьмами Церковь сожгла на кострах пять миллионов  женщин!»

11.4. Ускорение. Обнаружение изменения в ритме объекта. Церковь теряет виляние и власть. Автор ссылается на начавшуюся астрологическую эпоху Водолея.

«Только что наступило третье тысячелетие. Закончились две тысячи лет существования человечества, прошедшие под знаком Рыб, а это, как известно, был знак Иисуса. Любой специалист по астрологии скажет вам, что идеалом поведения человека под этим знаком является полное повиновение высшим силам, поскольку сам человек не способен отвечать за свои мысли и поступки. Этот период отличался пылкой религиозностью. Теперь же человечество входит в новый век. Век Аквария, или Водолея, и здесь будут главенствовать совсем другие идеалы. А суть их в том, что человек должен знать правду,  должен действовать и думать самостоятельно. Это настоящий переворот в идеологии, и он происходит прямо сейчас».

11.5. Порода/природа. Неадекватность породы/природы. Церковь по своей природе жестока и не вписывается в контекст провозглашенной Иисусом любви.

12. Автор сравнивает фреймы контекста во времени: диахронический подход к фрейму. Учет изменений во фрейме, произошедших за промежуток времени.

«– Моя дорогая, – торжественно объявил Тибинг, – до этого исторического момента Иисус рассматривался Его последователями как смертный пророк… человек, безусловно, великий и влиятельный, но всего лишь человек.  Простой смертный.

– Не сын Бога?

– Да! – радостно воскликнул Тибинг. – Только на этом Вселенском соборе Христос был провозглашен и официально признан Сыном Божиим. В результате голосования».

13. Автор изменяет «точку сборки» гештальта. Автор должен увидеть «изюминку» ситуации по-новому. Идея вечной женственности, история Марии Магдалины, располагается автором «в центре» истории – вместо Христа.

14. Автор находит новую прагматику ситуации, элемент новой задачи. При интерпретации содержания контекста автор руководствуется глобальной социальной прагматикой: узнать правду о Христе и Марии, атаковать Церковь.

«Что‑то следует предпринять. Должен ли весь мир оставаться в неведении и дальше? Следует ли разрешать Церкви и впредь вбивать лживые идеи в головы людей через свои книжки? Следует ли разрешать Церкви распространять свое влияние, влияние, что достигается путем убийств, обмана и преследований? Нет, с этим следует покончить! И это должны сделать мы».

IV. Личное участие субъекта

15. Автор действует как субъект в поле проблем, составляющих проблемы формируемого содержания текста.

«– Арингароса оперся о стол, голос его звенел:

– А вы когда‑нибудь задавались вопросом, почему католики покидают Церковь? Да проснитесь наконец, кардинал! Люди потеряли к ней всякое уважение. Строгость веры уже никто не блюдет. Сама доктрина превратилась в линию раздачи, как в каком‑нибудь дешевом буфете! Чего желаете? На выбор: крещение, отпущение грехов, причастие, месса. Любая комбинация, берите и проваливайте, на остальное плевать! Разве эта ваша Церковь исполняет главную свою миссию — духовного наставника и проводника?»

Сейчас уже можно говорить о том, что текст Брауна действительно оказал воздействие на систему контекста. Издание книги миллионными тиражами, как следует из специально проведенных исследований, привело к уменьшению общего процента верующих.

Социологические исследования показали, что бестселлер Дэна Брауна «Код да Винчи» серьезно подкосил веру в людей в христианскую церковь. Две трети британцев, прочитавших триллер, считают, что у Иисуса Христа был ребенок от Марии Магдалины. Это утверждение признано безосновательным как историками, так и экспертами по Библии. Социологическое исследование позволяет предположить, что книга существенно изменила отношение к христианской традиции. Кроме того, оно усиливает опасения, что люди все больше склонны верить в теории заговоров, пятнающие церковь, отдавая им предпочтение перед историческими данными. Опрос показал, что больше, чем каждый пятый взрослый британец прочел книгу (количество проданных экземпляров в мире составляет 40 млн), и большой процент читателей верят ее основным положениям. Среди взрослых респондентов 60% сказали, что по прочтении книги они стали склоняться к тому, что у Иисуса Христа были дети и что его потомство сохранилось. Из тех, кто книгу не читал, так полагают 30%. Меньше трети опрошенных, 27%, думают, что католическая церковь скрывает правду об Иисусе, а среди читателей Брауна таких 36%.[10]

Возможно, Браун сделал именно то, что в его описании сделал да Винчи – исполнил политический заказ с тайной издевкой над самим заказчиком. Тогда его книга оказывается крипто-авто-биографической. Как Леонардо писал  христианские полотна с антихристианским подтекстом, так и Браун написал рекламно-эзотерическую книгу с анти-эзотерической подкладкой».[11]

Однако даже если автор не исполняет чей-то заказ, более того – если он вообще заранее не думает о возможных изменениях в проблемном поле, вызванных его текстом, текст все равно в этом поле действует. Мы имеем в виду общественное бытие текста как цельного объекта, совокупного знака в системе коммуникаций его создателей.

16. Провокация. В отличие от простого действия  во внешнем информационном поле, провокация представляет собой созданный знаковыми средствами «запрос», инициацию конкретных действий со стороны представителей этого поля. Провокацией является и информационный повод для привлечения внимания, реакции реципиентов. Сама по себе такая реакция отлично вписывается в прагматику «кассовых сборов», в этом смысле она запланирована и просчитана.

«В Москве несколько десятков представителей православных организаций собралось в четверг вечером у входа в кинотеатр «Пушкинский» перед премьерой фильма «Код да Винчи». В руках участники пикета держали лозунг: «Код да Винчи»: покупаешь билет – продаешь Христа». Собравшиеся призывали прохожих «помолиться за спасение душ наших братьев», которые идут смотреть этот фильм.

<…>

Фильм еще до своего выхода вызвал гневные отклики по всему миру. В частности, Ватикан призвал верующих бойкотировать фильм, так как, по мнению церковников, картина оскорбляет Священное Писание».[12]

V. Взгляд «периферическим зрением»

17. Автор должен уметь «включать» особый тип внимания – объемное или периферическое внимание. Как инициировать мышление, не связанное логическими конструкциями, как взглянуть на контекст максимально широко – но в рамках действующей в сознании установки на поиск содержания? Наше мышление основано на предъявлении субъектом самому себе инициирующих это мышление стимулов. Это «автопредъявление» есть не что иное, как внимание. Трудности мышления можно рассматривать как трудности, возникающие в процессе предъявления сознанию стимулов, трудности, связанные с инициированием селективного, произвольного внимания.

«…Подумать. Он был уверен: именно этого и ждет от него Тибинг. Вот почему он отдал мне криптекс. Чтобы я почувствовал, что стоит на кону. И принял решение.  Англичанин рассчитывал на то, что прикосновение к творению Великого мастера заставит Лэнгдона осознать значимость кроющейся в нем тайны. Пробудит непреодолимое любопытство истинного ученого, перед которым меркнут все остальные соображения. Заставит понять, что если тайна краеугольного камня останется неразгаданной, то это будет огромная потеря для истории. Лэнгдон был уверен: у него осталась единственная возможность спасти Софи, и связана она с разгадкой последнего ключевого слова. (…) Повернувшись спиной к Тибингу и Софи, он продолжал двигаться к высоким окнам в стремлении отыскать в их цветных витражах хотя бы искорку вдохновения. Но ничего не получалось».

Одна из основных сложностей мышления заключается в том, что при решении конкретной задачи нельзя добиться оптимизации внимания созданием группировки внутренних мотивов.

«Усилие, вкладываемое в задачу, обусловлено, главным образом, внутренними требованиями задачи и что произвольный контроль над усилием довольно сильно ограничен» [13].

Исследования говорят также о том, что активация внимания сама по себе не является однозначным оптимизирующим фактором процесса решения мыслительной задачи.

«Состояние высокой активации связано со следующими эффектами: 1) сужением внимания; 2) повышенной гибкостью внимания (т. е. отвлекаемостью – А.Ш.); 3) трудностями в управлении вниманием при тонком различении» [14].

То, что мы называем периферическим, или объемным, вниманием описано исследователями как «луч света, в котором центральная сверкающая часть представляет фокус, окруженный менее интенсивной каймой». И далее: «Такой луч обладает двумя характеристиками, которые могут определять широту внимания: ширина луча и пространство, по которому он может перемещаться при сканировании стимульного поля. Эти две характеристики концептуально независимы, и точное определение широты внимания должно четко отделять ширину луча от его устойчивости» [15].

«Глядя на пригибаемые ветром верхушки деревьев, Лэнгдон, казалось, ощущал ее невидимое присутствие. Знаки разбросаны повсюду. Вот из тумана выплыл искусительный образ – ветви старой английской яблони, сплошь усыпанные бело‑розовыми цветами. В каждом пять лепестков, и сияют они свежестью и красотой, подобно Венере. Богиня в саду. Она танцует под дождем, напевает старинные песни, выглядывает из‑за ветвей, смотрит из розовых бутонов, словно для того, чтобы напомнить Лэнгдону: плод знаний здесь, совсем рядом, стоит только руку протянуть».

Герой у автора моделирует ситуацию, в которой решающий важнейшую для себя задачу субъект как бы отвлекается от основного намерения, маскирует его в собственном сознании, а установка на поиск остается на бессознательном уровне. Субъект создает  эту установку заранее, помнит о ней за мгновение до действия, а потом ведет луч сознания в широком, объемном поле внутреннего зрения; он как бы использует инерцию основного, замаскированного намерения. Смыслы должны свободно «парить» в сознании. Герой выходит из поверхностного контекста, когда перестает испытывать его «силой», прямо. Вопрос о «шаре» уже не стоит как часовой, сознанию дана свобода, но оно хранит установку поиска. Только так возможно появление ассоциативных цепочек, складывающихся под действием установки в различные уровни контекста.

«– Шар, от которого вкусила Ева, – холодно произнес Лэнгдон, – чем навлекла на себя гнев Господень. Первородный грех. Символ падения священного женского начала.

В этот момент Тибинга, что называется, озарило. Ну конечно же! Шар, который должен был украшать могилу Исаака Ньютона, представлял собой не что иное, как яблоко, которое, упав с ветки на голову ученому, навело его на мысль о законе всемирного тяготения. Плод его труда! На плодоносное чрево сие есть намек!»

A. Требование к методике упражнений, предъявляемым при обучении данному приему, должны основываться на актуализации особого типа внимания – периферического. Оно должно быть не узко направленным, излишне не активированным – дабы избежать интенсивного смыслополагания. В противном случае субъект неконтролируемо «перескакивает» на методику опознания, в которой он не в состоянии открывать новые для себя, продуктивные смыслы. Об этом в частности пишет М.С.Шехтер: «Хорошие условия для обучения этому умению создаются при правильном инструктировании учащихся (см. выше) и при стационарно-динамическом режиме тренировки. Он состоит в следующем. В первый период тренировки по различению объектов данного класса и других объектов круг его представителей относительно узок и постоянен. Затем неожиданно вводится новый объект, резко отличающийся по своим наглядным чертам от прежних. После этого круг предъявляемых объектов относительно продолжительный период времени снова не меняется (второй стационарный период). Затем неожиданно вводится другой новый объект, после чего опять идет полоса использования стационарного состава. Так повторяется несколько раз. Тем самым ученика неоднократно ставят в такие ситуации, когда на фоне постоянного, привычного состава объектов неожиданно предъявляется новый, необычный объект. Школьник учится, как надо действовать в таких неожиданных ситуациях. В частности, когда указанные изменения наступают на стадии симультанности, он учится быстрому переключению с одного способа опознавания на другой. <…> Гораздо менее эффективны два следующих типа условий тренировки. В первом случае предъявляемые объекты в своем внешнем выражении мало разнообразны. Во втором случае разнообразие вводится в практику упражнений слишком быстро и бессистемно, перед предъявлением нового объекта систематически не создается более или менее длительный привычный фон и, значит, не обеспечивается непривычность нового объекта и неоднократность таких неожиданных ситуаций» [16].

B. Все рассмотренные выше приемы операций над субъективным видением контекста используют механизм психологической установки. «...Решающая роль механизма психологической установки некоторого функционального состояния организма, сложившегося в предшествующем опыте, – в направлении каждого вида и формы человеческой активности, в создании определенной предрасположенности, готовности индивида действовать тем или иным образом» [17].

C. В стратегии опознания автор текста реализует целевую установку (ЦУТ) и прагматическую установку (ПУТ) текста. В деятельности осознания  автор создает ментальную установку, установку работы сознания, нацеленную на поиск ИП. Однако технологичность этой работы прямо зависит от способностей автора блокировать стихийный запуск стратегии опознания.

[1] См. в тексте прием 12 (диахронический подход к фрейму).
[2] См. в тексте прием 16.
[3]  Корнилов Ю.К. Психология практического мышления. Ярославль, 2000. С.168.
[4]  Шехтер М.С. Классификация опознавательных эталонов и анализ эталона-прототипа (для класса зрительных объектов)//Вопросы психологии. – 2003. – №3. С. 94.
[5] Д.Браун. Код да Винчи. Библиотека Альдебаран: http://lib.aldebaran.ru. С.147.
[6] Луков Вал. А., Луков Вл.А.. Тезаурусный подход в гуманитарных науках//Гуманитарные науки: теория и методология. – № 1 – 2004. – С.93.
[7] Д.Браун. Код да Винчи (там же). С.138.

[8] Д.Браун. Код да Винчи. (там же). С.140.

[9] Томашевский Б.В. Стилистика и стихосложение. – Л. – 1959. С.46
[10] Опрос был проведен организацией по исследованию общественного мнения Opinion Research Business среди репрезентативной группы взрослых людей в количестве 1005 человек с 12 по 14 мая 2006 г. О нем пишет The Daily Telegraph: http://www.telegraph.co.uk (полный текст на сайте Inopressa.ru: http://inopressa.ru).
[11] Слова принадлежат А. Кураеву, взяты с официального сайта http://kuraev.ru.

[12] Цит. по: www.newsru.com

[13] Канеман Д. Внимание и усилие. Пер. с англ. – М. – 2006. С.31.

[14] Там же. С.59–60

[15] Там же.

[16] Шехтер М.С. Классификация опознавательных эталонов и анализ эталона-прототипа (для класса зрительных объектов)//Вопросы психологии. – 2003. – №3. С.95–96.

[17] Узнадзе Д.Н. Психологические исследования. – М.: Наука. – 1966.

Следующий фрагмент