Эта ужасная человеческая рана – понимать, как из сердца вырывают близких, делая их тем, в ком их больше никогда не узнать.

Минимализм интерьеров бросается в глаза, и возникает вопрос: либо на Западе так сейчас живут, либо это режиссерское решение, которое выявится ближе к середине фильма, не позже. Позже – уже неправильно.

Простите. Так и вижу какого-нибудь современного Фрейда в финальной сцене – у постели главного героя, но обращающегося с лекцией к усталому режиссеру...

О чем стоит подумать, когда вдруг подумаешь, что режиссер фильма, который ты собрался посмотреть, – молодой чернокожий парень с толстым задом? Нельзя игнорировать голос совести: «А я точно не расист?»

Двое героев-мужчин, пусть даже не равнозначных как персонажи: один – главный, другой – второго плана, однако сознание зрителя получает достаточно оснований для того, чтобы начать подспудно их сравнивать.

Зачем пИсать в кадре и ходить голым в первой же сцене? Слегка спровоцировать зрителя? Показать режиссерскую бескомпромиссность?

Да, такова, мать ее, жизнь офисного сотрудника. Да что там! Такова моя жизнь!

Если человек ищет старую проститутку вместо того, чтобы спать с молодой, красивой, влюбленной девушкой, это не извращение и не порок.

Фасбиндер – редкий хамелеон. Его внешность держится на холодном, стальном фашистском взгляде и на законченной, идеальной, словно у ягодиц, линии щек.